Операции в Акче проводились также регулярно, как и в нашем Андхойском районе. Этот большой кишлак (прим. к. Акча - уездный центр уезда или улусвали Акча провинции Джаузджан) располагался недалеко от к. Мардиан, где базировалась 3-я ММГ нашего погранотряда. Мы, хотя и бывали там довольно часто, место это недолюбливали. Очередная операция в том районе состоялась сразу после нового 1986-го года.
…я был назначен командиром экипажа 770-го на операцию в Акчу. «Дядя» (прим. ряд. Дядищев Сергей) поехал со мной наводчиком, а водителем наш старый хороший друг - Вася Башкатов. Мы были довольны вырваться из «дурдома», несмотря даже на то, что «Репа» (прим. НЗ 3-й ПЗ)… не дал нам ни десанта, ни тулупов, ни валенок, ни одеял, только два старых матраца. Мол – «в Шибиргане все дадут». Мы понимали, что ничего нам в Шоре не дадут, но главное было поскорее свалить отсюда и не попадаться больше начальству «под горячую руку» (прим. недовольство начальства было вызвано нашей попыткой перейти в ДШа во время краткосрочной командировки в отряд). В первую же ночь мы сильно пожалели, что не уперли у НЗ хотя бы один тулуп. Ночная температура опускалась до нуля... Из офицеров заставы на 771-ом БТРе старшим отправился «Резкий» (прим. замполит 3-й ПЗ Нехода С.И.). А возглавил нашу колонну из трех коробочек до Шибиргана новый начальник опергруппы майор Рогов, сменивший уважаемого нами м-ра Кузина. После опытного и авторитетного Кузина Н.Ф., Рогов, как и другие «свежие» офицеры из Союза, поначалу начал «выпендриваться». Нас это напрягало, но старались не выпячивать свое недовольство, зная, что многие из-за речки такими ретивыми приезжают, но довольно быстро «перевоспитываются». Майор построил экипажи, поставил приказ на марш, выбрал самый новый броник («губа не дурра» или наш НЗ подсказал) и, оседлав командирское место, еще раз предупредил, чтобы держали дистанцию - 50 метров. Мы ехидно ухмыльнулись - если бы он сел на самую старую машину, можно и дистанцию держать. Майор же, видимо наслышавшись, что под Андхоем колонны частенько обстреливают, взял с места в карьер. Не проехав и километра, колонна растянулась. В эфир понеслись команды – «не отставать, догнать»... Далее последовали угрозы в адрес замполита и мой. "Этот чудак не мог понять никак", что старому коню за молодым не угнаться... На базе в Шоре новый начальник ОГ построил наши экипажи во главе с замполитом и отчитал как молодых «шпротов» не особо выбирая выражений и запретив нам передвижения по мангруппе дальше автопарка. «Резкий» шепнул: "Да пошел он на х…. Не расстраивайтесь". Но Рогов видимо решил, что этого внушения мало и замполита «пригласили» в штабной вагончик ММГ, где добавили "пилюлей". Вернулся он злющий, приказав нам привести себя в порядок - умыться, побриться. В баню за неимением времени и «запрета передвижений» не пошли, пришлось по примеру «Резкого» скрести щетину «на сухое». Утешением стало то, что в Шоре оказалась наша почта, среди которой «Дядя» отыскал мою посылку из дома, присланную родителями на 20-летие. Это подсластило горечь полученных нами пилюль.
На другой день были в Мардиане. Встретился со старыми друзьями: Арчаковым Олегом и Клоповым Сергеем. Серега рассказал, как было дело под Ханчар-Багом...
На следующее утро началось блокирование кишлака Джангали-Арык. Наш экипаж поступил в распоряжение начмана - майора Кузнецова. Ночью прикрывали КП, а днем мотались по всему блоку - развозили офицеров, еду, боеприпасы. Без приключений не обошлось.
В первый же день нас поставили в авангард колонны и мы едва не запоролись в басмаческий кишлак, далеко оторвавшись от своих. У самого въезда в кишлак догадались, что у нас проблемы с радиостанцией, оглянулись - колонна далеко позади и нам подают сигналы из ракетниц. На ходу развернулись и назад. Командир обругал, но, узнав, что проблемы с радиостанцией, распорядился тут же выделить связиста, который быстро настроил рацию, правда, не надолго. На полевом КП к нам в экипаж назначили старшим офицера-медика. По его виду было понятно – тоже только что из Союза. Очень старался произвести впечатление «бравого командира», но нам до него не особо было дело, немало таких «однодневок» повидали. При постановке на очередной блок заметили раненного старика-афганца. «Дядя» пошел посмотреть, что с ним. Вернувшись, доложил медику, что тому нужна медпомощь, хотя бы перевязать. Но новый командир в ответ бросил: "Пристрели его, солдат". «Дядя» огрызнулся, мол, мы с населением не воюем, а если он такой "герой", пусть сам идет и стреляет. Мы с Васей товарища решительно поддержали. "Шприц" поняв, что при таком «командовании» экипаж с ним церемониться не будет, язык попридержал.
Блокируемый кишлак был большой, точнее там несколько кишлаков лепились друг к другу в произвольном порядке. Поэтому блок был сильно растянут и некоторые участки практически не контролировались. Нас кидали по блоку туда-сюда с различными поручениями. В одну из таких поездок наш броник мчался по дороге вдоль нескольких кишлаков. Летели на всех парах, потому что место нам не нравилось, слишком удобное для засады. Проскочив один длинный дувал, заметили справа вдоль следующего дувала наших ребят из Керкинской ДШ. Парни готовились к проческе кишлака. Мы притормозили, пытаясь отыскать друзей, но не заметили никого из знакомых. "Шприц" сразу принял «позу орла», распрямившись в командирском люке. Но ненадолго, т.к. впереди опять замаячили дувалы по обе стороны дороги. Вдруг из рощицы на окраине кишлака наперерез нам выскочил отряд вооруженных всадников. "Духи", похоже, тоже никак не ожидали напороться на несущийся на всех парах БТР. Эскадрон разделился по обе стороны дороги. Мы с «Дядей» мгновенно очутились в люке. Сжав автоматы, прилипли к бойницам с одной мыслью, только бы «героический шприц» на командирском не нажал на спусковой крючок, тогда нам хана. В отряде было десятка два всадников, которые обтекали нашу коробочку с двух сторон. Васька вдавил педаль газа до поликов и БТР буквально влетел в кишлак, а духовский эскадрон скрылся за ближайшим дувалом. Все произошло так быстро и неожиданно, что обе стороны действовали автоматически, подчиняясь инстинкту самосохранения. Если бы кто-нибудь в панике открыл огонь, могла бы завертеться такая мясорубка, что ни им, ни нам без потерь бы вырваться не удалось. Как только скрылся последний всадник, мы с «Дядей» выскочили на броню, переводя дух и провожая взглядом клубы пыли, оседающей на месте едва не ставшей роковой для нас встречи. Потом, вспомнив про "шприца", обернулись вперед. Картина была впечатляющей. "Шприц", видимо не сумев сразу запрыгнуть в люк, задницей уперся в дуло ПКТ, а шлемофоном зацепился за край брони, опустив вниз только голову. Его оставшиеся сверху руки цеплялись за автомат, застрявший между водительским и командирским люками. Как быстро меняются чувства. Только что мы пережили приступ первобытного леденящего страха, а теперь давились от смеха. А может просто "ловили отходняк"… Наконец наши издевательские смешки привели "бравого военного" в чувство. Он медлен, как страус из песка, стал разгибать шею, с опаской выглядывая из-за брони на дорогу. Пока его бледная физиономия приобрела осмысленное выражение, броник уже благополучно миновал злополучный кишлак. На КП "шприца" мобилизовали на нужды командования, а нас на ночь опять оставили для охраны КП. Это нас очень даже устраивало. Одно дело коротать ночь на блоке втроем, трясясь от холода и страха, другое - в тесной компании таких же как мы "бродяг пустыни". На КП даже в темноте можно было развести костерок, нормально перекусить и погреться. К тому же рядом были позиции минбата, а там много знакомых. После ужина быстро нашли себе развлечение. Минометчики арендовали у сарбозов трофейную кобылу, которая почему-то хотела скакать только в одном направлении. Ее подводили к нашему бронику, стелили мешок вместо седла и с брони по двое залезали. Остальные под уздцы тащили лошадь к позиции минометчиков и там разворачивали. Обратно она пускалась вскачь так ретиво, что мало кому удавалось проскакать несколько десятков метров. Под дружное ржание зрителей кобылу ловили, и все повторялось вновь и вновь, пока кому-то из офицеров не надоело «представление»…
Утром сарбозов снова отправили на проческу, а нас опять пустили по блоку с очередными заданиями. Я искал экипаж Арчакова. Так как офицеров нам не выделили, можно было успеть пообщаться с друзьями. Пока добрались до блока мардианцев, пока нашли знакомый БТР, мужики уже успели порубать и, разморившись под январским солнышком, крепко дрыхли после бессонной ночи. Только из окопчика впереди "броника" торчала каска наблюдателя, больше никого не просматривалось. Их позиция находилась посреди поля, недалеко от дороги и метрах в трехстах от ближайшего дувала. Тишина, покой, полная идиллия. Мы, проехав почти весь блок и устав от тряски в пылище, ожидали приятной встречи с друзьями и скорой передышки. Встретить старого друга всегда событие, особенно в боевых условиях. Кто знает, что ждет впереди, а пока все живы-здоровы можно вспомнить дом, помечтать о гражданской жизни, о дембеле, поделиться новостями... Оставалось проехать меньше сотни метров до позиции, когда из кишлака долбанули из РПГ. За гулом движков выстрела не слышали, увидели разрыв прямо перед позицией Арчаковского экипажа. Позади, с предыдущей позиции, которую мы недавно покинули, по кишлаку заработали пулеметы. Видимо, парни засекли, откуда был выстрел. Мы же рванули к позиции Олега. Внутри похолодело - там никакого движения, неужели осколками накрыло… Подлетели к бронику - молодой наблюдатель как сидел не шелохнувшись, так и сидит - "массу давит". Позади "броника" в небольшом углублении торчат три задницы, ну прямо как на пляже. Спрыгнув с брони, поднял и запустил по этой "мишени" куском глины. Тела заворочались, показались недовольные заспанные грязные морды. Слава богу, все живые, так "примочили", что даже взрыва не слышали. Олег, заметив меня, расплылся в улыбке.
-    Ну ты братан даешь, по вам только что с РПГ врезали, а вы дрыхните, ухом не ведете, даже молодой не шелохнулся.
-    Ну так сейчас по башке схлопочет, а у вас чего новенького - Олег сгреб меня в охапку огромными лапами.
Вспомнив, что у меня день рождения, поздравил и спросил, как собираемся отметить.
-    Как отметишь, если мотаемся с утра до ночи как угорелые, пожрать-то не всегда успеешь.
«Дядя» пообещал, что все равно отметим, как только подвернется момент, и он берет это мероприятие на себя. Пока обменивались впечатлениями и новостями, нас снова вызывало КП. Пришлось закругляться. На КП царила суматоха - сарбозы возвращались с удачной прочески, тащили кучу трофеев, гнали отобранную скотину и пленных. Последних успели отметелить до полусмерти. Нескольких басмачей посадили прямо возле нашего БТРа, видимо для пущей сохранности. Часовым поставили молоденького пацана лет 16-ти. Остальные тут же между палатками стали делить награбленное добро. Все было как на базаре: шум, крик, драки. Молодой афганец, не отходя от поста, выменял на флакон шампуня приличный куль миндаля. «Дядя» мгновенно сообразил, как сделать мне подарок и стал объяснять ему, что принято делиться с союзниками. Сарбозик, обрадованный вниманием «шурави» к своей скромной персоне, стал по «Дядиной» просьбе демонстрировать, как он любит «Апрельскую революцию», Кармаля и народную власть, как умеет выполнять строевые приемы. Мы катались по броне от хохота, пока очередь не дошла до показа «боев с душманами». «Дядя» явно перестарался с просьбами, парень с диким остервенением накинулся на сидящих со связанными руками пленных. Он пинал их, бил прикладом карабина и наверняка бы не обошлось без трупов, если бы мы срочно не оттащили его. Басмачи и без того были зверски изуродованы, особенно один с густой черной бородищей, с синим заплывшим от ударов лицом и переломанными руками. Нам не впервой приходилось сталкиваться с подобными проявлениями первобытной ненависти, но каждый раз от увиденного оставался неприятный осадок. "Духи", к слову, тоже не отличались гуманным отношением к пленным. Природу необъяснимой жестокости, ненависти, полного обесценивания человеческой жизни порой понять было трудно. Ведь сегодняшние противники еще недавно могли служить вместе, либо в армии, либо в банде, кто куда раньше угодил.
Короче разъяренного новобранца успокаивать пришлось довольно долго, пока мудрый «Дядя» не напомнил ему про бакшиш. Это слово на афганцев действовало магически. Пацан тут же забыл о ненавистных врагах и принялся клянчить у нас "патрон, ракет, консерва…". За мародерство в ПВ наказывали строго, поэтому любые сделки с афганцами грозили большими неприятностями. Тем не менее, каждый уважающий себя боец имел в своем нехитром арсенале ногтегрызку, нож из некаленной мягкой стали и хотя бы одну пакистанскую открытку с мусульманской красавицей. Обычно, весь этот "джентльменский набор" выменивался либо на «собачьи» консервы («красную» рыбу – килька в томате), либо на сучкастые коряги, которые уже нельзя было ни расколоть, ни распилить. У афганцев дерево очень ценилось. Зимой они топили колючкой или кизяком (сухим навозом), дрова стоили очень дорого. На выездах у нас самих дрова и сухпай ценились не менее, а обмен боеприпасов грозил дисбатом. Оставался один вариант - осветительные патроны. Ракетницы наши были, наверное, со времен Великой Отечественной, все ржавые, бойки сточенные, поэтому выстрелить можно было с пятого или более раз. А часто, поклацав курком вхолостую, просто вытаскивали патрон с раздолбанным капсулем и бросали его в броник. Недострелянные осветилки мы использовали для быстрого кипячения чайника - выковыриваешь из картонной гильзы цилиндрик пиропатрона и кидаешь в затухающий костерок. Несколько секунд и вода кипит. Эти недострелянные осветительные патроны валялись в БТРах во всех углах. «Дядя» сумел сторговать весь куль орехов всего за два таких патрона. Обе стороны остались очень довольны. Сарбозы хотели у нас еще чего-нибудь выменять или выпросить, а, в крайнем случае, стянуть, но мы были «тертыми калачами», прозвучала команда: "Бурум, а то будет сектым башка". Пришлось военным заняться обедом, впрочем, как и нам. Готовили они на всю ораву и весьма своеобразно. Из посуды был только чугунный котел больше метра диаметром. Сарбозы выбрали несколько человек из пленных, способных кое-как шевелиться, вооружили их лопатами и заставили рыть две сообщающиеся ямы. Одну под котел, другую под топку. "Духи", подгоняемые бесчисленными тычками и пинками, справились с задачей довольно быстро, врыли котел, развели огонь. Настала очередь забивать скотину. Отобрали пару овец и бычка, пригнанных из прочесанного кишлака. В Керках много раз приходилось видеть, как свежуют туши, привязав за задние ноги к высокому суку на дереве. У нас тоже были умельцы по разделке добычи. Но таких виртуозов нам еще видеть не приходилось. Двое валили животное на бок и держали ноги, третий вырывал неглубокую ямку под горлом. Мясник, сделав характерный жест по своему подбородку, одним движением перерезал глотку. Пока кровь стекала в ямку, на ляжках протыкались дырки, через них туша надувалась до размера здорового шара. Мы хохотали, потому что со стороны казалось, будто дуют в задницу. Далее делалось два надреза буквой Т. Один поперек груди, другой вдоль брюха и мясник одним движением вытряхивал тушу из шкуры. Несколько человек мгновенно разделывали ее, и куски летели в котел. Вся процедура заняла минут пять. Также резво они расправились и с телком. Мы тоже не теряли времени, разогрели кашу со свиной тушенкой. Уселись вокруг казанка, застучали ложками. К нам тут же подсели два сарбоза. Один, похоже, офицер на ломанном русском пытался объяснить, что они хотят попробовать нашей стряпни. «Дядя» показал этикетку со свиньей - аллах запрещает мусульманам есть свинину. Но они махнули на него рукой и без церемоний полезли ложками в наш казанок. «Дядя» вновь нашелся.
-    Слушай ты рафик командор нашему командиру день рождения, гони бакшиш.
Афганец, продолжая резво черпать из казанка, пообещал, что бакшиш будет, и после трапезы приволок приличный кусок свежей баранины и пару луковиц размером с два кулака. Удовлетворенный «Дядя» дал слово забацать праздничный ужин, и мы с удвоенным энтузиазмом продолжили треп с сарбозами. «Дядю» больше всего интересовали интимные темы, особенно кто им больше нравиться в качестве полового партнера: женщина, мальчик или ишак. Они оказались непривередливы, все хорошо, что попадется, а если нет никого, то товарищ "выручит". То, что они все поголовно «педики», мы знали. Поэтому сменили тему, у нас-то все мысли были о "шурави духтар". К сожалению, душевную беседу вскоре прервал посыльный - нас вызывал командир. Через пару минут мы уже подъезжали к штабной машине. В районе штаба КП толпилось много народу, оказывается, бортами доставили корреспондента и устраивали выставку захваченного оружия. Несколько офицеров пытались собрать новенький весь в смазке ДШК на треноге. Чего там только не было от револьверов 19-го века до самых современных гранатометов, крохотных минометов, японских радиостанций. Офицеры с удовольствием позировали фотографу.

фото из архива Александра Коваленко (в 1985-86 г. наводчик миномета ММГ-3 "Мардиан")

Нам же долго любоваться трофейным оружием не дали, пришлось доставить на позиции ДШа двух офицеров из штаба. Один - наш новый "опер" – м-р Рогов, другой – незнакомый уже седой подполковник. Рогов согнал меня с командирского, «Дяде» приказал - «под броню за пулеметы и не высовываться». Мы с подполковником расположились в центральном люке. Подполковник, в отличие от майора, общался с нами по-человечески и вел себя спокойно. Хуже всех доставалось Ваське, все команды и незаслуженные упреки майора посыпались на его голову. Вася уже месяцев восемь не вылезал из-за баранки "броника". Я помнил его первый самостоятельный выезд, когда "деды" натаскивали молодого водилу. Тогда БТР застревал в каждом арыке, мы прыгали по броне как кузнечики. Теперь же Васек стал настоящим асом, сколько раз он нас выручал... А тут какой-то «придурок», три дня как из Союза, начинает задалбывать матюгами, учить, как ездить. Едва сдерживались, чтобы самим не послать этого «Наполеона» куда подальше. Наконец добрались до позиций ДШа. Там царила та же идиллия, что и у Арчакова совсем недавно. Двое бойцов, голые по пояс, даже загорали за бруствером своего окопа на зимнем солнышке. Но когда БТР свернул к позиции, из кишлака резанула пулеметная очередь. Любители пляжного отдыха, не меняя горизонтального положения, перелетели через бруствер в окоп. Рогов заорал - "стой". Васька дал по тормозам. Майор спрыгнул с брони и побежал к траншее. Я рванулся за ним, но почувствовал на плече руку подполковника.
-    Сиди тут, сынок, не высовывайся, сами разберемся.
Он столкнул меня в люк, а сам последовал за Роговым. Я, никак не ожидавший от незнакомого офицера отеческой заботы о жизни простого солдата, с благодарностью смотрел ему в след и молил бога, чтобы его не задело. Давненько уже не приходилось ощутить заботу о солдате со стороны отцов-командиров, поэтому к этому немолодому офицеру проникся уважением. До укрытия они добежали благополучно, мужики успели открыть шквальный огонь. Жаль, что не удалось узнать фамилию подполковника. Когда перестрелка стихла, появился м-р Рогов с новым офицером, которого приказал доставить на КП ДШа, которое располагалось на другой стороне кишлака. Они, переговариваясь, разглядывали карту на носу нашего БТРа. По отрывкам фраз стало понятно, что нам предстоит очередное испытание, учитывая сложный рельеф местности и стремительно надвигающийся вечер. Расстроившись, что вместо праздничного ужина нам светит новое приключение, мы набрались наглости и высказали предположение, что до темна можем не успеть и тогда легко заблудимся в извилинах кишлаков и арыков. К нашему удивлению, замечание учли и дали команду по блоку, чтобы, когда стемнеет, по ходу маршрута вдоль блока пускали сигнальные ракеты для ориентировки. Тронулись. Пока не стемнело, летели на всех парах. Но темнота опустилась быстро. Какое-то время мы двигались, ориентируясь по сигнальным ракетам, как было условленно, но блок был настолько извилист, что вскоре сигналки не смогли быть ориентирами. Дело кончилось тем, что БТР запоролся на залитое поле между двумя кишлаками, где прочно завяз. Мы с «Дядей», увязая по колено в грязи, пытались расчистить колею лопатами. Тут по нам открыли огонь из кишлака, в ответ понеслись очереди со всех сторон. В полной темноте небо над головой рассекали веера зелено-красных трасс, многие из которых явно искали встречи с нами. Огонь стал настолько плотным, что нам пришлось на карачках месить грязную жижу, пока добрались до нижнего люка между колесами. Пули цокали по броне, головы не высунуть. Офицер по рации пытался связаться с КП, чтобы прекратили огонь по своим. Но разве в этой кутерьме разберешь, где свои, где враги. Огонь не прекращался. Если бы не Васин опыт, могли бы остаться на том злополучном поле. Но он, стравив давление скатов, сумел вывести коробочку из глиняной ловушки на твердую поверхность и мы, матерясь и проклиная весь этот дурдом, медленно двинулись дальше. Ехали практически на ощупь, не включая фар, ориентируясь на вспышки и очереди трассеров - откуда больше стреляют там и наши. Злые, грязные, сырые, но невредимые, наконец, доползли до ДШ-овского КП. Нас оставили для его прикрытия. Чтобы согреться стали интенсивно рыть позицию, потом перекусили холодным сухпаем, разделились на три смены и поодиночке бдили всю ночь, проклиная «Репу» за отсутствие теплых вещей. Хорошо парни из ДШа выделили нам на двоих спящих один спальник, хоть пару часов можно было в тепле поспать по очереди. С ребятами из Керкинской ДШа отношения всегда были дружеские. Там было много друзей и знакомых, поэтому мы всегда выручали друг друга и на операциях и в отряде. Так что, оказавшись, наконец, в кругу нормальных людей, после мало приятной "вечерней прогулки", мы понемногу стали оттаивать.

    Тогда мы не знали фамилию офицера, которого с таким трудом доставили на КП ДШ, но оказалось, это был новый начштаба Керкинской ДШМГ Махлиновский, только что прибывший из Союза. Майор Махлиновский погиб в конце июня 1986 года на операции в зоне ответственности Хорогского отряда. Посмертно награжден орденом Красного Знамени. Спасая командира, получил сквозное тяжелое ранение в голову Серега Гончаров (призыв весна-85), месяц как переведенный в ДШа с нашей Андхойской заставы, где был санинструктором. Пуля попала парню в челюсть, выбила несколько зубов и вышла с другой стороны. После лечения в госпитале парень вернулся в строй. Его представили к награждению орденом Красного Знамени (наградили медалью "За боевые заслуги"). Обо всем этом мне написал домой Димка Никольский, также переведенный в ДШа с нашей заставы, когда мы увольнялись.

Днем после очередной прочески, блок стали перемещать, сжимая кольцо вокруг остатков банды. Часть блока перерезала кишлак пополам. Там было особенно опасно, броню загоняли между дувалами, так что "духи" могли подобраться незамеченными практически вплотную. Нас тоже бросили на этот участок, где опять пришлось стать свидетелями прикола с экипажем Арчакова. Из-за дувала прямо на их позицию выехал бабай на ишаке, а за ним весь его гарем - человек семь "ханумок". Их, как положено, остановили и направили по блоку на КП. Бабай хотел откупиться, совал деньги. А Олег решил пошутить, передав через переводчика, что денег не надо лучше бы подарил одну жену. В конце концов, бабая отправили в нужном направлении, гарем за ним. Но одна ханумка осталась. Ей пытались объяснить, чтобы следовала за остальными, но "мадам" уперлась: слово хозяина - закон. Пришлось посылать молодого бойца догонять процессию и объяснять, что это была шутка, и чтобы он забирал поскорей свою благоверную. Бабай чего-то изрек ей и "Гюльчатай" послушно посеменила за остальными. У нас же появился лишний повод позубоскалить насчет неудавшейся "женитьбы" Арчакова. Ночью уже было не до приколов. Хорошо командование приказало всю ночь бросать осветилки с бортов. Эти гирлянды висели в небе, словно огромные люстры, освещая округу. В результате все наши позиции остались целы, а «духам» пришлось не сладко. Днем все кому повезло, собирали парашюты от осветительных зарядов, в нашем скудном хозяйстве все шло в дело. Операция вскоре успешно завершалась и колонна нашей мангруппы отправилась на базу в Шибирган…