Рассказываю про свой выезд на 760-ом, он же первый выезд в Афганистане, он же для меня последний на этом БТРе. Я плохо помню, что мне рассказывали парни, которые видели этот выезд со стороны, и которые сидели на броне. Жалко, рассказы были колоритные. Саню Иванова отправили в Союз, не помню за что, наверное, за то, что был комсоргом. Его 760-й стоял. Трезво оценивая состояние 769-го, мне дали команду выезжать на его машине. Командиром машины сел начальник заставы (в списке написано Иванов Сергей/Олег, мне кажется Олег). Поехали «туда»..., сейчас-то я знаю, что направление в сторону границы. Уехали относительно далеко от Андхоя. Вижу - впереди дорогу пересекают какие-то бугры, валы, не знал что это, так как первый раз видел. Подумал, что местные доброжелатели специально какую-то хрень насыпали, чтобы наша техника не проехала. Еще подумал, что за глупости, разве этой ерундой БТР или танк остановить? Начальник по внутренней связи говорит «сейчас будет арык, разгонись посильнее». Я, конечно, удивился, но не спорить же мне с начальником заставы, учитывая, что ничего здесь не знаю, первый раз сел за руль в Афганистане, да и не сказать, что до Афгана много ездил. Думаю, начальник лучше знает, как мне ехать через арык, он же через них уже ездил. Слово арык, я вообще-то знал по книгам, но никогда их не видел, считал, что это водные каналы, то есть рукотворные реки. Валы (арыки), которые пересекали дорогу, до реплики начальника меня не напугали, пригорки, они везде пригорки, чем бы они ни были, полагал, что не надо 7-ми пядей во лбу, чтобы пересечь их на БТРе. Мы их проехали уже штуки 3-4, но я не понял, что это были арыки. Они были не очень высокие, метр-полтора, и начальник ни чего не говорил, я через них спокойно ехал. А сейчас меня начальник напугал. Ну, думаю, разогнаться, так разогнаться. По честному разгоняюсь. Начальник ничего не говорит, мы мчимся. Арык был не маленький, как мне кажется, не менее 2 метров высотой, скорость была километров 35-45-50. Во всяком случае, на третьей передаче БТР разгоняется до 55 км/ч. Мне видно, только ту часть арыка, которая обращена ко мне. Что он вообще из себя представляет, я не предполагал. Взлетаю на арык, а он тут же заканчивается. БТР тоже «не понял», что арык сразу закончился и полет продолжает. Что я в этот момент почувствовал, толком сейчас ни вспомнить, ни описать не могу. Справа от меня всю дорогу свисали ноги начальника, который сидел на броне. Гляжу - ног нет. В смотровое окно только синее небо и тишина. Кажется, что я слышу, как свистит воздух, рассекаемый в полете БТРом, хотя понимаю, что это бред, так как я в шлемофоне. Скорее всего, я все же смотрел не в окно, а как обычно голова над броней (хотя в моем случае «голова над броней» сильно сказано, только и получалось глаза высунуть), однако обзор для меня в этот момент был такой же. Вижу только небо. Приходит мысль, что сколько не лети, а приземляться все равно придется. Сижу и думаю, как же будет происходить посадка. (Вспомнил, конечно, я был головой над броней, но люк водителя, загораживает начальника, я его не вижу поверх брони, а с учетом своего роста, все, что под броней мне видно, поэтому в обзоре только его ноги). Примерно в это время нос БТРа начал клониться вниз, я стал видеть землю. Как пишут в книгах про мореплавателей, можно было кричать - «ура, земля». Только я этого не кричал. Зато в шлемофон услышал, как заорал начальник. Но орал он не про землю, а про меня, причем только матом. Я понял, что несмотря на отсутствие его ног, он далеко не улетел и скоро должен вернуться. Учитывая, что землю я уже видел, момент приземления для меня неожиданностью не был. Описать его, я уже затрудняюсь, просто не помню. Ну как должны падать 11,5 тонн с высоты 2-2,5 (с учетом разгона) метра, при скорости около 40 километров? Так они и упали! От удара об землю в одном из передних колес лопнул скат, уже не помню с какой стороны, но об этом я узнал несколько позднее. Начальник продолжает энергично рассказывать, что он обо мне думает, и что он со мной сделает. Точно не помню, но кажется связь или наружу или только внутренняя. Я так полагаю, что говорил он просто так без внутренней связи, я его и через шлемофон очень даже хорошо слышал. После приземления с испугу останавливаюсь. Этот полет видели все, кто сидел на броне, я имею ввиду остальные машины. Кто не видел, но был в шлемофоне, тоже смогли понять, что я чем-то начальника взволновал. Поэтому вся колонна тоже сразу остановилась. Я еще в себя не успел прийти, сижу «очарованный полетом». Вижу - с другого БТР к нам бежит Жора. Он вообще-то не маленький был, и эта фраза не до конца отражает его размеры. На мой взгляд, он был просто огромен, я не про данную ситуацию, а вообще оценивая его размеры. А здесь Жора как птичка взлетает на БТР, мне показалось, что сразу на нос взлетел, даже не пользуясь боковыми подножками и не порхая руками вместо крыльев. Занес надо мной свою ногу, хрен его знает какого – пятидесятого - размера и тоже энергично и горячо предупредил, что сейчас он мою голову раздавит. Умом я понимал, что не раздавит, но панорама из одного синего неба сменилась панорамой из одной только подошвы Жориного ботинка. И это было огорчительно. «Очарование» от полета понемногу проходило. Жора тоже понемногу успокаивался. Возможно, его даже стал успокаивать начальник. Короче «раздавлен» я не был. Стал оценивать ситуацию. Оба двигателя работают, звуки «здоровые». Вылез, осмотрел машину. Все как обычно, как будто она и не летала, только переднее колесо сдуто. Открыл в это колесо подкачку, 5-10 минут постоял, покурил, понемногу тоже успокоился. Колесо накачалось и если подкачку не закрывать, то давление держало. Тронул взад-вперед, звуки здоровые, ни чего не обычного на руле. Пришел к выводу, что машина, как и я, тоже отделалась легким испугом. Доложил, что готов дальше ехать. Жора подвел итог, что я жив лишь потому, что с машиной ничего не случилось. Поехали дальше, и уже без приключений встретили колонну, провели через Андхой, возможно проводили до асфальта, точно уже не помню. Потом разговаривал с Шилом – водилой 771-го, говорил ему, что я на БТРе летел по воздуху. Однако он мои «авиаторские заслуги» не признал, и сказал, что колеса заднего моста катились по земле, то есть спускались по склону арыка, а не находились в полете. Со мной на броне ехал «нюх» с собакой. Мы с этим парнем были дружны, не могу вспомнить, как его звали. Помню, что он в это время был нашим экспедитором. Он мне рассказывал свои переживания. Говорит, - «Сижу на броне ни кого не трогаю. Ноги в десантном люке. Напротив стрелок десанта. Автомат висит на крышке люка. С другого бока на броне сидит собака. Гляжу, собака взмыла над броней и без моей команды поплыла по воздуху вверх. Я ее хвать руками и сажать на броню. В это время перед глазами по воздуху поплыл автомат. Бросаю собаку, хватаю автомат. Чувствую, сам тоже взмыл в воздух. Бросаю автомат, начинаю искать, за что ухватиться, чтобы победить, непонятно откуда взявшуюся невесомость. Смотрю, стрелок очень удивленно смотрит на меня, а сам тоже летит по воздуху». Короче, все стали воздухоплавателями. Как он описывал приземление, уже не помню. Кто был стрелком-наводчиком, тоже не помню, но он рассказывал, что когда взмыл в воздух, то ударился головой о башню, хорошо, что в шлемофоне. Подумал, что война началась и нас подбили, но когда услышал начальника, то понял, что «духи» здесь ни причем. Сказал, что был сильный ушиб на руке.
Такой "героический" выезд у меня был под номером 1… |
