Прощание с «зеленкой»
В 20-х числах апреля 1985 г. мангруппы Керкинского погранотряда возвратились в Меймене после непростой операции в Альмаре. Там получили новую задачу – сменить гарнизон то ли сарбозов, то ли царандоя в каком-то ущелье в какой-то крепости в «зеленке», по слухам в районе кишлака Файзабад (к сожалению, до сих пор не удалось узнать, что это было за место и наш тогдашний маршрут).
«Деды» загрустили – опять шариться по этой «зеленке». Всю эту продолжительную «командировку» с самого Андхоя наш экипаж 770-го БТРа оставался неизменным – командир сержант Горягин Саня, водитель Кувшинов Гоша, наводчик Чепель Толик и десантом трое бойцов моего отделения – Свинарев Михаил, Миронов Герман и собственно я – Суровцев Михаил. Пока тянули колонну с Андхоя до Меймене, нам даже не назначали никого из офицеров – Горягин был опытным сержантом. В Альмар мы ходили под командой зампотеха ММГ – капитана Козлова А.В. А на эту операцию старшим на наш БТР был назначен капитан из Шибиргана (к сожалению, не помню его фамилию, кажется это был замполит одного из взводов или минбатареи?). Это был «старый вояка» - уже дембель (замена должна была быть после этой операции). Действовал он очень спокойно, уверенно и к нам, казалось бы, не своим родным бойцам, относился справедливо, чем заслужил уважение всего экипажа.
О замысле командования нам было неведомо, но судя по дальнейшим действиям, он заключался в следующем: перед басмаческим кишлаком, преграждающим путь в крепость, наши силы должны были разделиться на две группировки и лезть на технике в горы, блокируя кишлак с двух сторон ущелья. А афганцы должны были пробиваться снизу по дороге напрямки через кишлак. Нам ставилась задача поддержать «союзников» сверху и не допустить подхода подкрепления «басмоты» со стороны гор и прилегающих ущелий. Дорога к крепости пролегала по довольно широкому ущелью среди цветущих заливных лугов, плавно переходящих в сопки. Буйно расцвел мак, который нам отцы-командиры предусмотрительно советовали не рвать, во избежание неприятностей с особым отделом. Трудно передать словами открывшийся нашему взору пейзаж. Огромный ярко-зеленый ковер, накрытый красным покрывалом, над которым порхают пестрые райские пташки. Прямо как в персидской сказке, красотища...
Однако, как только съехали с дороги, расслабуха закончилась. Техника увязала во влажной почве. Опытные водители приспустили давление в колесах, но были завязшие и закипевшие. Пришлось их буксировать вначале по равнине, а затем в подъем. Один молодой водитель Шибирганского БТРа едва не обварился прямо возле нас. Наклонившись над радиатором, стал отворачивать с него крышку. Оттуда прямо на него вырвалась струя кипящей ржавой жижи. Парень едва успел отвернуть лицо, облило только х/б, а мог и без глаз остаться – повезло...
По пути встретилась речка, вода чистая, не как в нашем Андхое, даже захотелось купнуться. Но русло прорезало грунт достаточно глубоко и близко к склону сопок, сделав берега крутыми. Офицеры ходили смотреть, сможем ли мы на технике протиснуться между речкой и склонами сопок. В итоге полезли в сопки, мысленно готовясь к пешему подъему.
По склонам высот, куда нам предстояло забраться, вела узкая дорога, пересекающая небольшие кишлачки. В них на технике протиснуться между дувалами было трудно, часто застревали, сносили углы строений. Жили в этих кишлаках племена, у которых женщины не носили чадру. Они с нескрываемым любопытством пялились на нас, а мы на них, так что вытаскивать застрявшую технику было не особо муторно. «Коробочки» вставали на тех местах, докуда смогли доползти. Только наш боевой 770-ый единственный долез до упора. Если память не изменяет, метрах в двухстах пониже приткнулся тоже андхойский 771-й, ниже – шибирганские экипажи. Мы же остановились на краю небольшого плато практически прямо над басмаческим кишлаком. Дальше дороги не было, только тропы, ведущие в другое, примыкающее к «нашему» ущелье. Внизу почти отвесный обрыв, омываемый речушкой, и прямо за ней начинались утопающие в зелени дувалы кишлака. За кишлаком просматривалась крепость. Нам с высоты хорошо была видна и дорога, ведущая к крепости через кишлак. Вот за эту дорогу через кишлак и шла весь день серьезная драка, а с нашей стороны было относительно спокойно.
Но опытный капитан предупредил, чтобы были предельно бдительными, несмотря на кажущееся спокойствие и расслабляющую весеннюю погоду. Он приказал первым делом быстро окопаться и не маячить без надобности по краю обрыва. Грунт на плато оказался каменистым, поэтому удалось только слегка присыпать колеса и продолбить киркой небольшой окопчик возле БТРа.
Впереди и слева плато обступали вершины сопок. Ближайшую огибала тропа, ведущая в очередной небольшой кишлачок. Капитан взяв «дедов» - Горягина с Кувшиновым, отправился туда на переговоры со старейшиной. Обменявшись дежурным запасом фраз типа: «Басмач бар?», - «Ёк», попросили питьевой воды и спичек. Афганцы принесли, и получили гарантии, что их трогать никто не собирается. Похоже, что там жила одна большая семья. Они копошились по своим делам, как-будто не замечая нас. Их постройки были врыты прямо в гору между двумя вершинами. Далее тропа спускалась в узкое ущелье, уходящее влево вглубь горного массива. Горки там были повыше, и это напрягало. Во главе с капитаном стали внимательно осматривать местность и выбирать позиции для ночной службы. Обнаружили несколько больших пещер, которые тут же обшарили, простучали стены, но ничего не нашли. От основной тропы на соседнюю вершину была прокопана тропа-траншея. Оказалось, это проход на басмаческие позиции. Осторожно, боясь растяжек и мин, тыкая впереди себя шомполом, поднялись наверх. Там располагалась позиция ДШК. Выбрана и оборудована она была грамотно. Просматривалась вся округа, оба смыкающихся ущелья, все подходы и ближайшие вершины. По периметру круглой площадки прорыты довольно глубокие щели, но не вертикальные окопы, как привыкли рыть мы, а под углом, чтобы прятаться от атак вертолетов – сверху щели были мало заметны и уязвимы. Стало понятно, почему в Альмаре так трудно было сбить «душманские» огневые точки с вершин. Невольно прониклись уважением к тактической грамотности противника.
До Афгана многим представлялось, что душманы чуть ли не пещерные люди, воюющие кривыми ятаганами и кремневыми ружьями. Но за пару месяцев непрерывных операций эти наивно-детские представления бесследно улетучились. Противник-то оказался серьезным, коварным, хорошо подготовленным к партизанским действиям, умело использовал местность.
На позиции валялись стреляные гильзы от ДШК, обрывки бумаг, но ни оружия, ни амуниции не нашли. Оптимизма по поводу предстоящей ночи поубавилось, особенно у «дедов» - дембель в опасности. Поэтому капитан решил организовать службу на нескольких позициях. Отрыли еще окоп на краю плато метрах в тридцати позади БТРа. На басмаческую позицию заволокли пару ящиков гранат, несколько цинков с патронами. На соседней вершине, выходившей фронтом на басмаческий кишлак, капитан так же поручил сделать позицию. Земляные работы по большей части доставались молодым. Мы с Мироновым, захватив оружие, лопату и кирку, почти на карачках поползли вверх. Неожиданно обнаружили, что лезем-то прямо по кладбищу. На склоне оказались несколько могильных холмиков, выложенных камнями, в которые были воткнуты шесты, обвязанные сверху кусками выцветшей ткани. Сразу-то кладбища мы не заметили, иначе бы сменили маршрут. Несмотря на приличную огневую, «спец и физ» подготовку, тактике в учебных частях нас обучали исключительно на равнине, поэтому горная подготовка оставляла желать лучшего. Точнее мы ее не имели и обучались на собственных ошибках. А потому отрыли окоп супротив всех правил – на самой вершине. Позже это едва не стоило нам жизни. Пока долбили окоп, все было спокойно, иногда внизу постреливали, но далеко от нас, в основном там, где сарбозы разминировали дорогу. Припекало уже прилично, так что разделись по пояс. Закончив окоп, Герман развалился возле него отдыхать, а я, прихватив «пшикалку», решил еще раз осмотреть басмаческую позицию на соседней вершине. Как был с голым торсом, в панаме и с автоматом, так и отправился. Повторно облазив всю позицию ДШК в поисках «сувениров», практически с высоты птичьего полета оглядел окрестности и с бравым видом отправился назад. Спускаясь к седловине между сопками, чуть в стороне от тропы заметил небольшую щель, ранее нами не обнаруженную. Любопытство толкнуло заглянуть внутрь. Едва сунувшись в узкий проход, оторопел от неожиданности. Из темноты пещеры прямо на меня выходили две молоденькие девахи-афганки лет пятнадцати без паранджи. Первая, обернувшись назад, что-то щебетала подруге или сестрице (в темноте они обе казались на одно лицо). Вторая в этот момент наткнулась взглядом на меня. Увидев в двух шагах полуголого «головореза» с автоматом на изготовке, неудивительно, что ее лицо застыло в гримасе ужаса, глаза округлились. Первая, заметив внезапные перемены в лице собеседницы, резко повернула голову, и мы оказались с ней лицом к лицу. Успел заметить, как наполняются ужасом ее огромные черные глаза и открывается рот. В тот же миг раздался дикий вопль. Обе афганки, едва не сбив меня с ног, пулей вылетели из своего убежища и, продолжая неистово вопить, бросились в кишлак. Я «на автопилоте» гигантскими прыжками взлетел на нашу позицию, куда совсем недавно мы еле закарабкались. Плюхнулся в окоп, где уже хлопал глазами разбуженный криками ничего не понимающий Герман. Быстро нацепив всю амуницию и каски, мы изготовились к бою, ожидая ответной реакции. Крики стихли так же внезапно. Несколько минут внизу внутри дувала никто не появлялся. До этого там возлись «бачата» и старуха пекла лепешки. Напряженная пауза затягивалась, мы держали пальцы на спусковых крючках. Наконец из-под навеса медленно показалась белая чалма старика. Боясь высунуться дальше, аксакал невнятно забормотал и жестами пытался чего-то нам объяснить. Мы сообразили, что он боится, как бы мы не открыли огонь и задрали стволы вверх. Нас тоже устраивало перемирие. Старик осторожно выполз во двор, за ним показался пацаненок с плошкой в руках. Медленно они стали подниматься к нам в гору. Поняв, что нам делают подношение, мы тоже вылезли из окопа, положили оружие и сняли каски, но продолжая внимательно следить за обстановкой. С трудом добравшись до позиции и сильно запыхавшись, старик стал опять что-то бормотать. Поняли только, что басмачей у них нет. Показали на кишлак в ущелье за спиной, спросили: «Басмач бар?». Старик закивал головой, потряс в ту сторону сморщенным закопченным кулаком, мол - «да, да, там они…». Бача поставил плошку перед нами, снял серую лепешку сверху и стал пялиться на нас как на горилл в зоопарке. Не приходилось, наверное, видеть «шурави» так близко. В плошке оказалась белая баланда, типа простокваши. Старик жестами и словами стал объяснять, что это для нас. Вид угощения не внушал доверия, но мы знали, что пока не попробуем, они не уйдут – таков обычай. Разломив лепешку и протянув кусок деду, попытался объяснить, что мы сможем попробовать, только если убедимся, что еда не отравлена. Старик сообразил, замотал головой и стал жевать кусок беззубыми челюстями. Успокоившись, мы разделили свою половину и присоединились к трапезе. Лепешка была пресной и сухой, но пришлось жевать из уважения к гостям. Но им оказалось этого мало, сидели и ждали, пока мы не попробуем баланды. Откровенно говоря, от одного вида «угощенья» выворачивало, поэтому, воспользовавшись правом старшего, доверил эту миссию Миронову. Германа перекосила гримаса неудовольствия, но делать-то было нечего. Пришлось ему отведать афганского «деликатеса», уважив гостей. Мы подняли большие пальцы вверх, мол, все отлично – «ташакор». Гости, наконец, удалились, забрав остатки угощения. Вскоре на позицию поднялся Михаил Свинарев, которого прислал капитан узнать, что тут у нас произошло. Миронова, готового облевать позицию после употребленного «угощения», срочно отправили вниз на доклад командиру. Сами же развалились на склоне под солнышком. Чтобы скоротать время с пользой Мишка решил собирать черепах для дембельских поделок, благо они недавно повылезали из нор и попадались на каждом шагу. Из черепашьих панцирей умельцы мастерили пепельницы, заколки и другие «дембельские сувениры». Мне было жаль губить животину ради этого, да и не известно еще когда доберемся до Андхоя. Напарник же, увлекшись промыслом, видимо подзабыл, где мы находимся и зачем. Утратив бдительность, он спустился почти к самому краю обрыва над басмаческим кишлаком. Меня это не на шутку насторожило, и только я собрался его позвать, снизу раздалась длинная очередь. Вокруг «охотника за черепахами» взмыли фонтанчики от пуль. Мишка, проявив необычайную прыть, со спринтерской скоростью взлетел наверх, растеряв всю добычу, тяжело дыша, плюхнулся на дно окопа. Густые заросли в кишлаке не позволили мне заметить, откуда велся огонь. Некоторое время, боясь высунуться, отсиживались в окопе. Потом, предварительно высунув каски, стали осторожно выглядывать, пытаясь определить позицию стрелка. Но в бурной зелени так ничего и не разглядели. Перемахнули через бруствер на противоположную сторону склона. До нас все еще не дошло, что окоп-то вырыт неправильно и снизу наши силуэты маячат на фоне неба очень даже отчетливо. Просто раньше нас спасало солнце, слепившее наблюдателей внизу. Теперь оно сместилось, и мы превратились в отличную мишень. Мы же, малость остыв, начали трёп по всякой ерунде. Посмеивались над недавними приключениями и мечтали вновь увидеть моих новых «знакомых» девах-афганок. «Розовые мечты» прервала очередь трассеров, пронесшаяся между нашими головами... Мгновенно инстинктивно вжавшись в землю, ползком попятились вниз по склону. Поняв, наконец, что первый обстрел не был случайным, и сейчас нас спасло просто чудо, уставились друг на друга с немым вопросом: «Что делать?». Оружие, каски, подсумки остались в окопе, который наверняка на мушке. Если гады обойдут слева, поднявшись на соседнюю сопку менее чем в сотне метров отсюда, мы окажемся в ловушке… Эта мысль заставила ползли обратно вверх - к окопу, высунули панаму над бруствером – тихо. Не поднимаясь, одним махом перелетели через бруствер на дно окопа, экипировались. Кузнечиками выпрыгнули обратно и покатились по склону прямо по кладбищу, самым коротким путем до плато, где были наши.
Капитан решил больше не рисковать и не посылать никого на эту злополучную высоту, а все тропы со стороны возможного подхода противника перегородить растяжками. Так и поступили. Скоро стало темнеть, срочно принялись готовить ужин. В сумерках пальба внизу стала нарастать. Только мы окружили казанок с кашей, над головами засвистели пули. Все разом хлопнулись на землю. Обстрел велся снизу со стороны кишлака, довольно плотный. Били наверняка по отблеску нашего хилого костерка под походной печкой, на которой все никак не закипал чайник. Несколько пуль шлепнуло по броне БТРа. Вдруг из темноты раздался спокойный голос капитана: «Война, войной, а обед по распорядку» - и над казанком зависла его рука с ложкой. Потянулись и остальные, не поднимая голов. Так лежа все и смолотили. За это время и кипяток поспел, костерок сразу загасили. Обстрел прекратился. Уже почти в полной темноте уселись с кружками под БТРом. И тут сработала «сигналка» на тропе, выходившей прямо на позицию. Это было куда опасней – расстояние броска гранаты. Раскатились кто куда, открыли огонь. В свете сигнальных ракет и веером разлетающихся трассеров разглядели, как крутится волчком большая псина. Никого больше на тропе видно не было. Капитан приказал прекратить огонь. Стали вслушиваться в каждый шорох. Настроение портилось, еще не заняли ночные позиции, а уже кутерьма, чего ждать дальше?
В первую смену на басмаческие позиции отправились «деды». Молодым достался окоп на краю плато над обрывом и дежурство по одному. Удовольствия мало, но делать нечего. Вновь начался обстрел снизу. На этот раз Толик Чепель не выдержал и врезал по вспышкам с КПВТ. Стрельба стихла. Но по связи в наш адрес полетели начальские матюги, якобы обстреляли сарбозов. Мы и сами об этом догадывались, так как вспышки в основном засекли со стороны их блока. Для нас это не было новостью, «союзники» частенько упражнялись в стрельбе по нам. В конце концов, какая разница, от кого получишь пулю, от басмача или сарбоза (не редко вчерашнего бандита). Поэтому и с ними особо не церемонились. Точно не помню, когда и где, сарбозы, не выходя на связь, развели посреди ночи костерок, вероятно решив погреться. И один из наших противотанковых расчетов тут же влупил по огоньку из СаПоГа, положив не мало этих военных. Особых разборов полетов не припомню – сами виноваты.
Впрочем, нас в ту ночь волновало другое – не достаточно ли на сегодня приключений. «Дедам» было особенно не по себе и нам не трудно было их понять. Всю ночь с басмаческой позиции взлетали сигнальные ракеты и планомерно кидались гранаты во все стороны. Чем больше шума, тем менее вероятно, что сюда кто-нибудь сунется. Нам тоже сидеть в одиночестве в холодном окопе на краю обрыва было не сладко. Правда, гранаты не разбрасывали, берегли, не дай бог все же кто-то сунется. Благо, не сунулись.
Утром сарбозы продолжили пробиваться по дороге через кишлак. Днем не без нашей активной огневой поддержки сумели доползти до злополучной крепости. Второй день для нас выдался гораздо спокойней. Только раз засекли с позиции ДШК бабая на ишаке, передвигающегося в нашу сторону с тыла по тропе сходящегося ущелья. Пока в бинокль пытались разглядеть - с оружием он или без, он, оказавшись зорче нас. Заметив на вершине солдат, тут же развернул ишака и галопом поскакал обратно. Для острастки дали несколько очередей вдогонку. Напоследок рискнули спуститься к реке – набрать воды в радиатор. Вскоре поступила команда на снятие блока и спуск на равнину.
К вечеру уже добрались до Давлятобада. Там заночевали, и следующий день пылили колонной в Андхой, срезая путь по пустыне. К нам опять сел зампотех – капитан Козлов, так как надо было подцепить один из заглохших Шибирганских броников. Все бы ничего, но у Гоши Кувшинова за время долгих маршей распухли и покрылись сыпью ступни, больно было давить на педали, Чепелю приходилось его подменять. Решив помочь, за руль сел зампотех. Правда, первый же рывок из-за подцепленного БТРа стоил всем ушибов, а мне разбитой переносицы о крышку центрального люка. Но мысли о скором возвращении в лагерь и долгожданной бане сгладили эти шероховатости…
Источник: http://mmg-shora.ucoz.ru/ |
