Из книги: "Вспомним, товарищ" о ММГ-2 Шибирган
с. 159-163
КОМБАТ ЖДАНОВ
А вот и его дом. Сейчас он увидит своих девочек - жену, дочку, Олю и еще одну дочку, Надю, которая родилась уже без него. Поневоле ускорив шаги, Жданов шагнул во двор и сразу увидел Олю. Она каталась на велосипеде. «Выросла! - подметил Владимир, с радостью любуясь дочкой - Интересно, узнает?». Ведь когда он уезжал, было ей чуть больше полутора лет. Но тут девочка усмотрела подходящего офицера, глаза ее восторженно округлились, она проворно соско¬чила с велосипеда и:
— Па-апа!
Быстрый топоток, и через секунду Жданов подхватил на руки подбежавшую дочку. Прижал к себе, а сказать ничего не может, комок в горле мешает. Да и то... Ведь полтора года человечка не видел. А впрочем, что там, любой отец поймет состояние Владимира Жданова, приехавшего в отпуск из Афганистана. Сколько раз он представлял себе этот приезд! И вот он дома... Но как долог и труден был путь, домой.
Детство... Военным его, конечно, не назовешь, а все же... Гарнизоны, гарнизоны, гарнизоны. Отцовские дежурства, полеты, атмосфера дисциплины, подчинения, да форма, наконец. Все это исподволь входило в жизнь некой неотъемлемой ее частью, вернее, пока только неизменным, привычным фоном. Сначала было просто обыкновенное мальчишеское подражание отцу, вообще любому военному, потом это переросло в нечто большее, в желание не быть похожим на офицера, а быть им. Интересно, отец никогда не разговаривал с Володей на эту тему, но когда сын сказал ему о своем выборе, Анатолий Андреевич воспринял это как должное, и было видно, что в глубине души он очень доволен. Так же к намерению сына отнеслась и мать.
Но в жизни-то, однако, не все просто и не все сразу получается, да может, оно и к лучшему? Не поступил Владимир в военное училище с первого раза. «Трагедия» в общем обычная: по конкурсу не прошел. Да, только надо ли расстраиваться? Вот и Жданов не был огорчен, он же знал, что все равно, несмотря ни на что, будет курсантом военного училища. А пока... Пока Владимир пошел работать на завод.
«...И заводская проходная, что в люди вывела меня...» Помните эти слова из известной песни? А ведь, пожалуй, для многих это не песня, это — жизнь. Не исключение и Владимир Жданов. Никогда не уставал он слушать высокий гул больших токарных станков, нравилось смотреть, как раз за разом опускается на поверхность огромной детали гигантский «паяльник» контактной сварки, нравилось, наконец, ощущать себя полноправным членом заводского коллектива, так умело и сноровисто управляющего многочисленной послушной и умной техникой. Вот тут и возникла у Жданова непреодолимая тяга к технике, к умным машинам и механизмам. (Пожалуй, эта тяга в значительной степени повлияла на выбор Владимиром военной профессии). Работал с удовольствием, в охотку, гордо причисляя себя к рабочему классу. Полюбился завод, но основной мечты собой, своими громадными корпусами, не заслонил. А что дал он Жданову? Да, видимо, едва ли не самое главное, — научил правильному отношению к труду. Ну а кроме всего прочего, сам Владимир был рад, что умеет обращаться с техникой на «ты». С рабочей закалкой появилась у Жданова твердая уверенность, что теперь-то он непременно поступит в военное училище, обязательно поступит и станет офицером. Да к тому же и на заводе времени не терял, готовился понемногу к вступительным экзаменам, налегая больше на математику, баз которой артиллеристом стать невозможно.
А в училище курсанта Владимира Жданова назначили командиром отделения. А это тоже труд, еще какой. Так уж в армии установлено, что командир полностью отвечает за подчиненных. За их учебу, за их проступки. За все. А подчиненные разные, ох, какие разные. И как же надо работать, чтобы из этих разных людей сделать один крепкий воинский коллектив. Жданов работал. На третьем курсе стал заместителем командира взвода, возросла ответственность, но ведь и опыта у Владимира тоже прибавилось.
А потом стоял Жданов перед товарищами на собрании, где его принимали кандидатом в члены КПСС, стоял, отвечал на вопросы и страшно волновался. Предстоял выезд на учения, а по их окончании надо было ехать на стажировку. И теперь Владимир не имел никакого права на послабления. Впрочем, он его и раньше не имел, но теперь — особенно. Внешне этот переход в иное качество вряд ли заметен, человек сам, внутренне, сердцем и совестью определяет его степень. Но вот и училище позади. До чего же, однако, быстро все на бумаге получается. Несколько лет напряженного ратного труда, учебы, училищных будней уложились в два абзаца. Ну а что же дало теперь училище? Завод научил трудиться, училище — тому, чему и должно было научить: оно дало Жданову военную профессию и умение работать с людьми, А вот это, последнее, пожалуй, главное для любой категории офицеров. Как ты сумел научить подчиненных, воспитать их, так и пойдет твоя служба. И нет тут никакого преувеличения. От этого в значительной степени зависит успех офицера. В этом Владимир убедился, едва успев прибыть в часть по окончании училища. И еще больше убедился, когда спустя полгода оказался в Афганистане. Вот где она началась, настоящая служба!
Шла она как у всех: от вершины к вершине, от ступени к ступени. Так три года. А за три-то года прошел Жданов «полный артиллерийский путь», если такое выражение допустимо, - от командира взвода управления до командира минометной батареи. И теперь все называют его звучным и твердым словом, коротким, как залп - комбат. А комбату от роду - 26 лет. Вот здесь, на самой высокой его ступени, приходится старшему лейтенанту Жданову труднее всего, хотя опыт уже даже по «афганским» меркам солидный. Опыт велик, да и ответственность немалая: столько людей и техники отданы под твою ответственность. Все надо знать и всех, кругом успевать. Вот такие проблемы стоят сейчас перед комбатом - «старым афганцем». Совсем иные вопросы терзали молодого лейтенанта Жданова, когда он впервые ехал в район боевых действий. Справятся ли он и его люди с поставленной задачей? И вообще, как там все будет? А было все так.
Прибыли в район, начали разворачиваться. Чувство? Обыкновенная, но очень неприятная неуверенность в своих силах, несмотря на хорошую подготовку. И страх... Нет, не за себя, - за свою артиллерийскую несостоятельность. Неужели осрамлюсь? Здесь ведь не полигон, и нет рядом преподавателей, которые могли бы подсказать. Так что давай, Володя, сам. Работай. Ну, что ж, начал работать. И ничего! Вроде все нормально, мины ложатся куда надо. Одна, вторая, третья... Залп, другой... Точно! И прошла неуверенность, а вместо нее поселилось в душе молодого офицера спокойствие. Перестал суетиться, командовать начал уверенно, как в училище. Пошло дело! В следующий раз уже намного легче было, а потом еще легче, а в един из «следующих рейдов» и произошел тот бой, за который комбат Жданов награжден медалью «За боевые заслуги».
Банда наседала на сарбозов яростно и упорно уже не первые сутки. Окружив афганское подразделение, душманы не хотели упускать добычи. А там уже подходили к концу боеприпасы, на исходе были топливо и вода. Когда стало ясно, что бандиты сами не отступятся, что без помощи с ними не справиться, командир сарбозов обратился за ней к советским воинам.
...Местность такая, что особо не спрячешься, да и задача стоит конкретная, не до «пряток». Когда, окутавшись облаком рыжей пыли, машина остановилась, Жданов тут же выпрыгнул в эту пыль и начал командовать. Пыль была не единственной помехой. По подъехавшим минометчикам начали бить из «безоткатки» душманы. Дорого каждое мгновение. Солдаты понимали своего командира с полуслова, действовали сноровисто, быстро, не обращая внимания на бандитский огонь. А вскоре первые мины полетели искать свои цели. Завязалась дуэль. Впрочем, длилась она недолго. Сначала взлетело на воздух безоткатное орудие вместе с расчетом, потом исчезла в грохоте оглушительного взрыва душманская машина, груженая боеприпасами, а после Жданов мотался по позиции, как капитан на мостике корабля, и охрипшим голосом «выдавал» бесконечные «прицелы», «угломеры» и другие «минометные» команды. С воем обрушивались мины на скопления мятежников и их огневые точки. Душманы тоже остервенело обстреливали батарею, чем могли. Но тут уж, как говорится, у кого нервы крепче. Не выдержав губительного огня минометчиков, оставшиеся в живых бандиты поспешно отошли. Афганское подразделение было спасено.
Жданов - старший в свое время тоже был награжден медалью «За боевые заслуги», так что достойным продолжителен династии оказался Владимир, а еще - достойным продолжателем традиций подразделения, в которое попал служить.
Итак, завод дал трудовую закалку, училище - умение, работать с людьми. Афганистан - боевой опыт. А служба? Что дает служба? Пожалуй, все сразу, но только с солидным довеском в виде тревог, дежурств, бытового неустройства и многого того, о чем знает любой человек, посвятивший себя армии. Известно и то, что, к сожалению, командирская мудрость приходит ко многим офицерам под занавес их службы в Вооруженных Силах. А в Афганистане, пусть простят читатели за такой оборот, «военный зуб мудрости» прорезается гораздо быстрее. Условия здешние сильно способствуют этому. У Жданова, правда, далеко не все гладко было. Случались и промахи серьезные, и ошибки, вообще недостатков хватало. Но сумел офицер проявить волю, характер, перебороть свои слабости. Конечно, сыграло свою роль и настоящее мужское самолюбие. Отец-фронтовик всю жизнь честно служил, братья - тоже. А чем он, Владимир, хуже? Тем более, дорогу эту выбрал сам и идет по ней твердо. Сегодняшний Жданов с высоты накопленного опыта говорит:
- Своему преемнику скажу: работай со своими людьми и верь им. Тогда толк будет. Победа в бою - заслуга не столько офицера, сколько всего воинского коллектива. Вот об этом помни всегда.
Ну, а что же с тем отпуском? Да ничего, кончился од, что тут поделаешь, как любой другой. Так же быстро, увы. И надо было снова ехать в Афганистан. А перед отъездом, когда присели, по обычаю, на «дорожку», дочка Оля, та, что постарше, опечаленная новым расставанием с папой, тронула его за пуговицу и сказала потихоньку:
— А привези Мне кулек конфет и... черепаху. Вот какая просьба.
(1987 г.) с. 159-163
УНИКАЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ
Как-то в музее знаменитого театра увидел слепок кисти руки известного музыканта. Думается, что руки хирурга, который провел в Душанбинском госпитале пограничных войск КГБ СССР редчайшую операцию, и руки рабочего, изготовившего инструмент для неё, тоже достойны музейного слепка. В ходе этой операции неразорвавшаяся граната, стоявшая на боевом взводе, была извлечена из тела воина - интернационалиста.
Участники очередного заседания республиканского хирургического общества, опытнейшие и только начинающие специалисты, были откровенно удивлены. На снимках, что демонстрировал на экране автор операции подполковник медицинской службы Юрий Алексеевич Воробьёв, в толще мышц отчётливо просматривались длинный и короткий цилиндры (корпус гранаты и отошедший взрыватель), которые Воробьёв тут же держал в руках. А потом рядом с ним встал тот, кому была спасена жизнь, и хирурга засыпали вопросами.
...Рядовой Виталий Грабовенко, как и многие советские воины, выполнял интернациональный долг в Республике Афганистан. Подразделение попало под обстрел душманов. Рвануло поблизости от Виталия в тот момент, когда он делал бросок к бронетранспортёру: меняли позицию. Взрывом разметало коробку с боеприпасами...
Едва очнулся, увидел: медики обследуют рану. Осколки, поразившие Виталия в правый бок, вынули. Но руку выше плеча он поднять не мог.
Неблизкий путь сократили авиаторы: вертолёт, а затем самолёт доставили Грабовенко в Душанбе. Дело пошло вроде бы на поправку, но в правой части груди у плеча боль не стихала, казалось, что-то мешает двигать рукой. Тогда было проведено более тщательное рентгеновское обследование. И на снимке возникли неожиданные контуры. Опытный военный, бывший здесь же на излечении, решительно определил: «Это граната на боевом взводе».
- Почему же сразу не обнаружили? - такой вопрос задали на заседании общества коллеги Юрию Алексеевичу.
— Большая и малая грудные мышцы,— рассказывал он,— словно тиски, прочно держали гранату, зафиксировав ее в одном положении. Толща мышц не давала подобраться к инородному телу при осмотре. Это и предотвратило беду. Мы начали готовиться к операции. На помощь прибыли специалисты из Москвы.
Утром 15 августа 1986 года в день операции Виталий проснулся будто от толчка: перед глазами букет цветов. Не сразу сообразил, что наступил день его рождения. О цветах позаботился кто-то из медперсонала. Он тогда еще не знал, что тревога за его жизнь объединила многих людей. Наступление на затаившуюся смерть шло осмотрительно. Действовать приходилось не по правилам, потому что одной операцией на¬до было решить две задачи: медицинскую и сапёрную. На запросы о возможном опыте получен ответ: случай, не встречавшийся в практике. Отмечен во время Великой Отечественной войны схожий эпизод — мина вошла в мышцу. Но тогда все было на виду, стабилизатор торчал наружу.
Юрий Алексеевич тринадцать лет назад окончил медицинский институт, начинал в Свердловске, а оканчивал по своей специализации уже в Томске. К серьёзным, решительным делам готовил себя еще студентом. И было от кого это перенять. Дед воевал, погиб в сорок первом. А отец, железнодорожник, всю войну водил эшелоны на фронт. Юрий Алексеевич попросился на стажировку в Курган к известному хирургу Илизарову. Два года постигал секреты чудодея.
И вот решение комиссии: операция поручается ему, Воробьёву. Напарника он выбирал уже сам.
- Многие хирурги предлагали свои руки, - рассказывает Юрий Алексеевич. - Я предпочёл лейтенанта медицинской службы Александра Дорохина. У него была какая-то особая уверенность в успехе дела. Дорохин ассистировал умело.
Вместе с медиками к операции готовились и на Ду¬шанбинском заводе имени Ф.Э. Дзержинского - начальник инструментального цеха Владимир Серафимович Бугров и слесарь-инструментальщик шестого разряда Владимир Ильич Васильев. Дело в том, что хирургу потребовался такой захват, который не позволил бы сдвинуть гранату в направлении, чреватом взрывом.
На рабочем месте у Васильева что не механизм, то усовершенствование. Одним словом мастер.
- Алексеич рассказал, что нужно, и мы взялись за дело. Взял их обычный захват: три точки, один и два зубца - удобно, но граната вес имеет. Подумал, что четыре - два и два зубца не помешают. Захват шире будет и устойчивость больше. Наварил, что нужно, из нержавейки. Думаю, как бы не заскользили зубцы. Попалась на глаза трубка пластиковая от воздуховода прядильной машины. Я из нее накладочки на зубцы приспособил. Бугров говорит: надо руку защитить. Ну тут, кроме подобия гарды от рапиры, ничего и не пришло на ум. Хватило небольшого обрезка стали, взятого из кузнечно-прессового. Но сначала мы с Серафимычем прикинули, что может граната натворить и что ее начинке противопоставить. Такую и сталь выбрали. Обгибал я щиток прямо на захвате, чтобы зазор как можно меньше был...
Операцию отрепетировали до мелочей. Для хирургов доставили специальные сапёрные комплекты. На снимках, что мне показывали, медики облачались в них, как космонавты. Защита была полной. Вот только руки. Воробьёв сначала решил удлинить все инструменты, но понял, что проиграет в точности. Решил оставить все как есть. Одну руку защитили заводчане. Но та, со скальпелем, оставалась открытой и должна была принять все на себя.
О том, как проходила операция, Воробьёв рассказывал коллегам на заседании республиканского хирургического общества, стараясь как можно точнее воспроизводить обстановку: для специалистов все важно. Не сказал он лишь одного: жена и двое детей не знали, что Юрий Алексеевич будет оперировать. Своих накануне успокоил. Он, дескать, начальник, ему самому, мол, такое не положено делать.
Воробьёв вошёл в операционную, когда движение в госпитале было остановлено, вокруг здания выставили оцепление, все возможные шумы свели чуть ли не к нулю. Наготове были дополнительные меры предосторожности. Бригады-дублёры хирургов в любой момент могли приступить к работе, если потребуется. (В аналогичном случае с миной военной поры раненый остался жив, а вот хирурги погибли).
Снова возвращаюсь к снимкам. Мне показали прелюбопытнейший. Кто-то из «нарушителей» сделал фото: Воробьёв в каске, бронежилет, лицо защищено бронестеклом, поверх сапёрного одеяния, которое весит около 30 килограммов, все же стерильная простыня. Он уже начинает операцию, не ожидая помощника. Никто не знает, сколько времени может отвести на операцию граната. За щитом из вертолётного бронестекла виден анестезиолог Владимир Иванович Моисейкин, он только что проделал необходимую процедуру. Операцию снимали в момент входа Дорохина. Надрез, захват. Граната словно приклеена к инструменту (ай да слесарь шестого разряда!). Тут же рядом сооружён на носилках колодец из мешочков с песком. Смертельный груз хирурги опускают в него. За дело берутся специалисты — подполковник Инал Константинович Кулумбегов и капитан Виктор Михайлович Следенко. Но для этого они облачаются в сапёрное одеяние, от которого освободились хирурги. Неподалёку в котловане строители соорудили из стальных щитов опалубки что-то вроде бункера. Госпиталь безмолвствовал, все ждали небольшого хлопка. Но взрыв прозвучал внушительно.
...Стоит тёплая, бархатная осень. Мы сидим с Виталием в тенистой беседке. Чувствуется, что вопросов о пережитом ждет с внутренним напряжением: если операция необычная, то, наверное, необычны и переживания человека, перенесшего её.
Они с Воробьёвым одинаково, по-мужски, отнеслись к происшедшему. Виталий писал домой, что в командировке. По указанному на конверте адресу приехал отец Яков Васильевич поздравить с днем рождения — 20 лет сыну. И вышло, что поздравил его со вторым рождением.
— Конечно, о том, что со мной произошло, не забудешь. Да и ребята, с кем служил, не дают скиснуть, пишут из части, интересуются делами. Юрий Алексеевич постоянно навещает, в долгу я у него. Мне об этом и отец перед отъездом твердил. Кто только мне не помогал! Бабуля у нас в рентгенкабинете есть - Валентина Фёдоровна. Так она моего отца у себя разместила, чтобы с гостиницей не хлопотать - неожиданно приехал. Служба у меня заканчивается, думаю пойти учиться. В нашей Верхнячке, что в Черкасской области, помнить буду Душанбе, город, где люди за мою жизнь горой встали.
(1986 г.) с. 171-174
В «ЗОНЕ РИСКА»
Справа от дороги - дувал. За ним - кишлак. А слева от нее - арык и пустырь. Как говорят бойцы «зона риска». Точнее, наверное, будет - зона повышенной опасности. Указателей, ее обозначающих, здесь, конечно, нет. Но мотострелки из подразделения офицера Юрия Козлова, которые не раз уже бывали в разных переделках, знают об этом. Душманы чаще всего обстреливают транспортные колонны именно из кишлаков, близ которых проходят основные дороги. Знают «духи», что советские воины по кишлаку из минометов и пушек не ударят. Там — мирные жители, которыми прикрываются душманы. А от автоматов и пулеметов шурави мятежников надежно прикроют дувалы и глинобитные дома.
Сюда, к «зоне риска», транспортная колонна, сопровождаемая советскими и афганскими воинами, подъехала к полудню. Офицер Ю. Козлов, старший боевого охранения, который ехал на головной БМП, вышел в связь и предупредил подчиненных: «Быть начеку». Хотя этого можно было и не говорить. Ученые уже.
Саперы быстро проверили дорогу на предмет на¬личия мин, но ничего не нашли. Подали издали условный сигнал: «Продолжать движение».
Колонна двинулась дальше. Мотострелки напряженно вглядывались в безмолвный кишлак.
Старший сержант сверхсрочной службы Григорий Бурбицкий - старший на бронетранспортере - перед началом движения приказал мотострелкам укрыться в десантном отделении, через люки и смотровые щели вести наблюдение за обстановкой, а в случае нападения душманов, открывать ответный огонь. На броне же оставил наблюдателями сержантов Александра Савицкого и Леонида Загороднего. Бурбицкий знал, что предпринял все необходимые меры предосторожности на случай нападения. Но чувство смутной тревоги не покидало его.
Сопровождение транспортной колонны — это всегда риск. Риск напороться на засаду душманов, наткнуться на их мины... Одни дороги в Афганистане чего стоят! Да мало ли что в пути может случиться. Но Бурбицкий со своими бойцами не первый раз принимал участие в сопровождении транспортной колонны и уже, как будто, привык к этой трудной «работе». Ему также было понятно чувство тревоги, которое являлось спутником всю дорогу туда и обратно. Отступало же лишь когда группа боевого охранения возвращалась в расположение. Но возле этого кишлака тревога усилилась.
Бурбицкий окинул взглядом вытянутую нить колонны. Транспортные машины, боевые, снова транспортные... Все идет своим чередом. Пока тихо. «Голова» колонны уже на выходе из кишлака, хвост же еще далеко. Но откуда же эта тревога? Вдруг он поймал себя на мысли: «Ребятишки... Где же они? Почему не видно?»
Когда наша колонна проходит вблизи населенного пункта, первой на дорогу выскакивает босоногая детвора. Рискуя попасть под колеса машин, пацаны везде пацаны, размахивают руками, кричат: «Эй, командой! Бакшиш. Эй...» Солдаты кидают им банки тушенки, сахар, сухари. Из личного пайка.
Старший сержант сверхсрочной службы Г. Бурбицкий знал, что у его бойцов и сейчас, наверное, лежит наготове что-нибудь из сухпайка для ребятни. Он не запрещал подчиненным этого делать. Не мог. Один жалкий вид этих невинных жертв необъявленной вой¬ны кого угодно разжалобит.
А сегодня у этого кишлака мотострелков никто не встречает и не провожает. И эта тишина настораживает. «Почему?» И как ответ на этот вопрос, ухнул выстрел. «Гранатомет!» Старший сержант сверхсрочной службы Бурбицкий рывком обернулся и заметил султан разрыва. Транспортную машину заволокло черным дымом, потом она вспыхнула. Мотострелки дружно открыли огонь по тому дувалу, откуда прозвучал выстрел...
Душманы и на этот раз применили свой излюбленный прием: ударили по середине колонны. Расчет был на то, что поджог машины вызовет панику среди шурави и колонна расколется, что облегчит басмачам задачу. Да и местность такая, что особо не развернешься. Значит, боевые машины лишены маневра.
Но мотострелки проявили большую собранность, выдержку и отвагу. Они дружно вступили в схватку.
Умело руководил действиями подчиненных офицер Ю. Козлов. Механики-водители боевых машин ловко маневрировали под огнем, в то же время прикрывая броней транспортные машины.
С каждым разом огонь со стороны душманов ослабевал. Офицер Козлов держал связь со всеми боевыми группами и руководил их действиями. Вдруг в ларингофонах раздался тревожный голос:
— Товарищ сто сороковой! Я — двести семидесятый...— и тишина.
«Это Бурбицкий, - узнал Козлов. - На что он хотел сообщить? Почему связь оборвалась?» Офицер приподнялся и посмотрел туда, где должен был находиться БТР Бурбицкого. Кроме дыма, пыли ничего не видно. А случилось, как потом выяснилось, вот что.
Бронетранспортер, где старшим был Бурбицкий, одним из первых вступил в бой. Но в ходе перестрелки одна из пуль попала в сумки с пороховыми зарядами для выстрелов из гранатомета, и они загорелись. Рядом с выстрелами — несколько цинков с патронами. Бурбицкий приказал сержантам Савицкому и Загороднему покинуть боевую машину, а сам бросился к пылающим сумкам. Григорий двумя прыжками оказался возле них, рывком сбросил на землю, спрыгнул и сам. В следующий момент он начал тушить сумки.
Знал ли Григорий, что каждое мгновение в тот момент могло для него стать последним? Что взрывная волна могла его отбросить на десятки метров? Какие силы толкнули его к горящим сумкам с пороховыми зарядами и готовыми каждую секунду сдетонировать выстрелам? Об этом он не думал в тот момент. Времени было слишком мало. Успел только крикнуть: «Товарищ сто сороковой! Я - двести семидесятый! Загорелись сумки с пороховыми зарядами». Он кинулся спасать технику и людей. И даже последние слова сказал уже не в эфир.
Не задумывался Григорий об этом и потом, после боя, когда все было уже позади. Известно, что не задумывался. Потому, что когда об этом спросили у него, он только поглядел на свои перебинтованные после ожога руки и сказал:
— Да на моем месте любой бы так вот и поступил. А как же иначе? Ведь кругом свои...
Бурбицкий срочную служил в Афганистане. Был водителем. За воинскую доблесть при выполнении интернационального долга награжден медалью «За боевые заслуги».
...Тогда спешили на помощь сарбозам, которые вели бой с бандой душманов. На место прибыли к исходу дня. Бой шел до наступления темноты, и стороны перешли к обороне. Службу на посту боевого охранения Бурбицкий нес далеко за полночь. Несмотря на усталость, Григорий бдительно вглядывался в темноту. Это позволило ему обнаружить группу басмачей, которая старалась незамеченной прокрасться в наш тыл.
Не думал Григорий, что останется на сверхсрочную службу. Уже все подготовил к увольнению в запас: и альбом с фотографиями, и «парадку»... Но чем ближе подходил день расставания, тем больше чувствовал, что не сможет так вот просто уехать. Ведь остаются ребята, командиры, с которыми успел сродниться за время службы. И он решился. Написал рапорт, остался на «точке».
Сослуживцы и командиры этому решению Григория были очень рады. Такие, как Бурбицкий очень нужны здесь. Ведь они уже знают, как говорится, почем фунт лиха. А бесценный боевой опыт, накопленный ими за время службы в Афганистане, в запас не должен уйти.
(1988 г.)
Источник: http://Из книги: Вспомним, товарищ…Душанбе: Ирфон, 1991, 208 с. |
| Категория: Статьи | Добавил: mmg-shora (18.02.2008)
|
| Просмотров: 2928
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
